Общественный консенсус и его доктрина. Глазьев и вашингтонский консенсус. Насколько эффективной оказалась система

Вашингтонский консенсус — понятие, которое должно быть известно многим людям, интересующимся макроэкономическими процессами. Однако, к сожалению, на практике мало кто знает, что именно оно означает, с какими именами связано, а также какой путь понимания общественностью прошло.

Давайте же разберемся в нем для того, чтобы в дальнейшем не испытывать каких-либо сложностей, отвечая на вопрос — , и как с ним связан мировой кризис.

Вашингтонский консенсус — что это

По данным понятием понимают тип политики, рекомендованный переживающим кризис странам. Изначально он представлял собой только свод правил, разработанных одним крупным экономистом — Джоном Уильямсоном.

Его труд, однако, ориентирован был далеко не на все страны, оказавшиеся в затруднительном положении, а именно на Латинскую Америку. Данный документ затрагивал целый ряд корректив, которые желательно внести в экономику для ее быстрого и легкого перехода к рыночной модели.

В частности речь шла о:

В целом же именно Вашингтонский консенсус в дальнейшем и был принят в более широком его значении как ряд мер, который позволяет отойти от значительного влияния государства на рыночные процессы и передать их практически полностью во власть непосредственным участникам рынка.

Успех, который имел вашингтонский консенсус после обнародования, во многом объясняется тем, что именно в этот период фактически надломилась плановая система республик СССР.

Тезисы о необходимости обеспечить плавный переход экономики с планового варианта на рыночный были очень созвучны Вашингтонскому консенсусу, потому и воспринят он был столь хорошо.

И только через некоторое время появилась возможность трезво оценить, были ли данные тезисы столь продуманными, дальновидными, надежными, либо же нет.

Насколько эффективной оказалась система

Несмотря на то, что на момент провозглашения данная теория в целом была достаточно своевременна и прогрессивна, опыт показал, что доработана она все же не была. Первая же практика применения предложенных догм продемонстрировала их неспособность справляться с проблемами на местах.

Конечно, во всех странах это проявлялось по-своему, но привело практически к одному и тому же результату — собственно, провалу доктрины. Однако оценить здраво это могут только наши современники и только в плане исторической ретроспективы.

Тогда же такой поворот событий был не столь очевидным. Как же так могло получиться, что надежная на первый взгляд доктрина не принесла вполне ожидаемой пользы?

Придуманная в 1989-м году методика не могла учитывать тех метаморфоз, которые претерпела мировая экономика непосредственно после развала Союза. И хотя для стран этого конгломерата она также могла бы быть очень полезной, должного влияния она уж тем более не оказала.

Помощи в становлении экономики молодых стран она не принесла. Своеобразную точку в данной методике поставил . Именно в этот период предложенные догмы оказались бессильными справиться с навалившейся на финансовые системы многих предприятий нагрузкой.

Уже в 2011 году появляются довольно острые критические пассажи, адресованные такому документу. В частности, представители МВФ характеризовали видение экономических механизмов в данной парадигме как упрощенных, слишком уж однобоких.

То же самое оппоненты говорили и о тех рецептах, которые Вашингтонский консенсус предлагал странам для выхода из .

В качестве лучшего проверочного фактора для подтверждения тезиса о неспособности постулатов этого консенсуса решать реальные проблемы экономисты, разумеется, приводили нынешнее состояние стран с переходным типом экономики, которые не смогли выйти из своего затруднительного финансового положения, используя такие нормы.

Разумеется, были в данном положении и такие проблемы, однако же утрировать их все же не надо. В целом ведь доклад содержал очень много правильных, разумных позиций.

А вот главной проблемой Вашингтонского консенсуса был скорее тот аспект, что страны, им руководствующиеся, брали его без поправок на свою внутреннюю ситуацию. Ведь вполне вероятно, что сделай они такую поправку, ситуация могла бы обернутся совершенно по-другому.

В целом же Вашингтонский консенсус можно считать достаточно интересным документом своего времени. И пусть он не смог оправдать себя в более позднюю, будем говорить откровенно — совсем уже другую эпоху, внимания он, конечно, заслуживает.

Ведь некоторые его тезисы при современном осмыслении с учетом имеющегося уже теперь , могут быть очень полезны для стран, которые развиваются сегодня.

Вашингтонский консенсус как «мыслеобразующий механизм нового этапа глобализации»
Исследователи глобализации по–разному трактуют и датируют заглавные события в общемировом сближении, отмечая подвиги Марко Поло, путешествия Магеллана, объединяющий характер первой промышленной революции. Еще Монтескье в «Духе законов» оптимистически заключает: «Две нации, взаимодействуя друг с другом, становятся взаимозависимыми; если одна заинтересована продать, то вторая заинтересована купить; их союз оказывается основанным на взаимной необходимости».
Но революционно быстрыми темпами мировое сближение осуществлялось лишь дважды.
1. В первом случае - на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков иммигранты пересекали океаны без виз. Мир вступил в фазу активного взаимосближения на основе распространения торговли и инвестиций в глобальном масштабе благодаря пароходу, телефону, конвейеру, телеграфу и железным дорогам, – перед Первой мировой войной размеры мира уменьшились с «большого» до «среднего». Британия со всем своим морским, индустриальным и финансовым могуществом была гарантом этой первой волны глобализации, осуществляя контроль над главными артериями перевозок товаров - морями и океанами, обеспечивая при помощи фунта стерлингов и Английского банка стабильность международных финансовых расчетов. Трансатлантический кабель 1866 года сократил время передачи информации между Лондоном и Нью-Йорком на неделю - в тысячу раз. А телефон довел время передачи информации до нескольких минут.
Идеологами первых десятилетий глобализации стали Р. Кобден и Дж. Брайт, которые убедительно для многих экономистов и промышленников обосновали положение, что свободная торговля необратимо подстегнет всемирный экономический рост и на основе невиданного процветания, основанного на взаимозависимости, народы позабудут о распрях. Идея благотворного воздействия глобализации на склонную к конфликтам мировую среду получила наиболее убедительное воплощение в книге Н. Эйнджела «Великая иллюзий» (1909). В ней - за пять лет до начала Первой мировой войны - автор аргументировал невозможность глобальных конфликтов вследствие сложившейся экономической взаимозависимости мира: перед 1914 годом Британия и Германия (основные внешнеполитические антагонисты) являлись вторыми по значимости торговыми партнерами друг друга - и это при том, что на внешнюю торговлю Британии и Германии приходилось 52% и 38% их валового национального продукта соответственно. Америка, Британия, Германия и Франция - утверждал Эйнджел, - теряют склонность к ведению войн: «Как может современная жизнь с ее всемогущим преобладанием индустриальной активности, с уменьшением значимости милитаризма, обратиться к милитаризму, разрушая плоды мира?»
Но в августе 1914 года предсказание необратимости глобального сближения наций показало свою несостоятельность. Первая мировая война остановила процесс экономически-информационно- коммуникационного сближения наций самым страшным образом. Выгоды глобализации уступили место суровым геополитическим расчетам, историческим счетам, уязвленной гордости, страху перед зависимостью. Скажем, российское правительство посчитало нужным специально
(и официально) указать на губительность исключительной зависимости России от торговли с монополистом в ее внешней торговле - Германией (на которую приходилось 50% российской торговли).
В 1914-1945 гг. последовало страшное озлобление и фактическая автаркия. [Автаркия (от греч. autarkeia - самоудовлетворение) – политика экономического обособления, проводимая страной, регионом, направленная на создание изолированной, замкнутой, независимой экономики, способной обеспечить себя всем необходимым самостоятельно].
Семидесятилетний период между началом Первой мировой войны и окончанием «холодной войны» был промежуточным периодом между первой и второй глобализациями. Для реанимации процесса глобального сближения понадобилось немало времени. Лишь в последние десятилетия ХХ века, после двух мировых войн, великой депрессии и многочисленных социальных экспериментов, способствовавших противостоянию социальных систем, либеральный экономический порядок, созданный в девятнадцатом веке стал возвращаться в мировую практику. В соревновании с плановой экономикой западная - рыночная система экономической организации победила, превращая мир в единую рыночную экономику.
Второе рождение (или возрождение) глобализации началось в конце 1970-х годов на основе невероятной революции в совершенствовании средств доставки глобального радиуса действия, в информатике, телекоммуникациях и диджитализации. «Смерть» пространства явилась наиболее важным отдельно взятым элементом, изменившим мир между двумя фазами, двумя периодами глобализации. Это изменило представление о том, где должны люди работать и жить; изменило концепции национальных границ, традиции международной торговли. Это обстоятельство имело такой же переворачивающий все наши представления характер, как изобретение электричества.
Вашингтонский консенсус. В начале 1980-х годов руководители трех самых мощных экономических ведомств, расположенных в американской столице – министерство финансов США, Международный валютный фонд и Всемирный банк достигли согласия в том, что главным препятствием экономическому росту являются таможенные и прочие барьеры на пути мировой торговли. Глобальной целью стало сокрушить эти барьеры. Так сформировался т. н. Вашингтонский консенсус, чья деятельность открыла ворота мировой глобализации. Собственно Вашингтонским консенсусом называют десять рекомендаций по реформированию мировой торговли, сформулированные в 1989 году американским экономистом Дж. Вильямсоном.
1. Налоговая дисциплина. Большие и постоянные дефициты бюджета порождают инфляцию и отток капитала. Государства должны свести этот дефицит к минимуму.
2. Особая направленность общественных расходов. Субсидии предприятиям должны быть сведены до минимума. Правительство должно расходовать деньги лишь в сфере образования, здравоохранения и на развитие инфраструктуры.
3. Налоговая реформа. Сфера налогооблагаемых субъектов в обществе должна быть широкой, но ставки налогов - умеренными.
4. Процентные ставки. Процентные ставки должны определяться внутренними финансовыми рынками. Предлагаемый вкладчикам процент должен стимулировать их вклады в банки и сдерживать бегство капиталов.
5. Обменный курс. Развивающиеся страны должны ввести такой обменный курс, который помогал бы экспорту, делая экспортные цены более конкурентоспособными.
6. Торговый либерализм. Тарифы должны быть минимальными и не должны вводиться на те товары, которые способствуют (как части более сложного продукта) экспорту.
7. Прямые иностранные капиталовложения. Должна быть принята политика поощрения и привлечения капитала и технологических знаний.
8. Приватизация. Должна всячески поощряться приватизация государственных предприятий. Частные предприятия обязаны быть более эффективными хотя бы потому, что менеджеры заинтересованы непосредственно в более высокой производительности труда.
9. Дерегуляция. Излишнее государственное регулирование порождает лишь коррупцию и дискриминацию в отношении субподрядчиков, не имеющих возможности пробиться к высшим слоям бюрократии. С регуляцией промышленности следует покончить.
10. Права частной собственности. Эти права должны быть гарантированы и усилены. Слабая законодательная база и неэффективная юридическая система уменьшают значимость стимулов делать накопления и аккумулировать богатства.
Идеи «вашингтонского консенсуса» стали основой либерального фундаментализма 1990-х годов. Приступившие к реформации своей экономики и экономической политики правительства развитых, развивающихся и стран переходной экономики получили своего рода предписание. Это, по сути, и был тот самый «золотой корсет», о котором речь будет идти ниже. Термин «вашингтонский консенсус» приобрел особое значение и начал собственную жизнь - особенно в свете крушения советской системы. Шли поиски сугубо альтернативных социалистическому централизму идей и «ложка оказалась к обеду». Как пишет главный редактор журнала «Форин полиси» М. Наим, «важной функцией каждой идеологии является функционировать в качестве «мыслеобразующего» механизма, который упрощает и организует то, что часто является сбивающей с толку хаотической реальностью».
Поиски такой схемы были облегчены самим уверенным тоном (консенсус), предначертательным характером его постулатов, его директивной уверенностью, местом рождения - Вашингтоном, столицей победоносной империи. Потребность в новоприобретенном, рыночно-ориентированном администрировании для сглаживания болезненного эффекта экономических реформ, требуемых консенсусом, равно как и отсутствие достойной доверия альтернативы (которую так и не представила дискредитированная оппозиция) также содействовали вознесению репутации «вашингтонского консенсуса», его элана. Если бы всего этого было бы недостаточно, то в ход пошла бы неукротимая настойчивость Международного валютного фонда (МВФ) и Всемирного банка, чьи займы были обусловлены именно в духе идей «вашингтонского консенсуса». [Международный валютный фонд (МВФ) – международная валютно-финансовая организация, созданная в 1944 г. для содействия развитию международной торговли и валютного сотрудничества Капитал МВФ образуется из взносов стран-членов в соответствии с устанавливаемой для каждой страны квотой].
Стал очевидным новый характер глобализационных процессов. Мир в конце ХХ века решительно уменьшился. За последние тридцать лет реактивная авиация сблизила все континенты. Произошло то, что именуют политическим триумфом западного капитализма. В 1975 году только восемь процентов мирового населения жили в странах с либеральным свободнорыночным режимом, а прямые заграничные инвестиции в мире равнялись 23 миллиардам долларов (данные Всемирного банка). К концу века численность населения, живущего в свободно рыночных, либеральных режимах достигла 28 процентов, а объем внешних инвестиций достиг 644 миллиардов долларов. По мере завершения двадцатого века более отчетливо, чем прежде проявило себя то правило, что мировое разделение труда, экспорт правит миром. Мировой экспорт полвека назад составлял 53 млрд долл США, а в конце ХХ века - около 7 трлн долл США.
В этих странах править жизнью стала информатика. В мире около двух с половиной сот миллионов компьютеров (из низ примерно 90 процентов - персональные). Их численность в мире растет примерно на 20 тысяч единиц ежегодно. Объем информации на каждом квадратном сантиметре дисков увеличивался в среднем на 60% в год, начиная с 1991 года. Особенностью глобализации стала компьютеризация, миниатюризация, диджитализация, волоконная оптика, связь через спутники, Интернет.
Новыми хозяевами жизни стали столпы мировой информатики. Одна лишь производящая компьютерные программы компания «Микрософт» производит ныне богатств больше, чем гиганты «Дженерал моторс», «Форд» и «Крайслер» вместе взятые. А личное состояние президента «Микрософта» Б. Гейтса бросило вызов самому смелому воображению.
Еще более жестко чем прежде проявил себя тот факт, что производительные силы современного мира принадлежат крупным компаниям-производителям, тем многонациональным корпорациям (МНК), полем деятельности которых является вся наша планета. В современном мире насчитывается около двух тысяч МНК, которые распространяют свою деятельность на шесть или более стран.
Прежний зенит и нынешний надир идеологии. Что действительно бросается в глаза - это то, что первая глобализация на протяжении девятнадцатого и начала двадцатого века породила огромную волну возмущения «темными сатанинскими мельницами» так называемого прогресса, обернувшегося дарвиновским выживанием сильнейшего. Коммунистический манифест еще в
1848 году дал столь убедительную для многих характеристику первой фазы глобализации: «Постоянная революционизация производства, непрекращающееся изменение всех социальных условий, постоянная неопределенность и возбуждение отличают буржуазную эпоху от всех прежних эпох. Все устоявшиеся, замороженные отношения с их потоком старых и освященных традициями предрассудков и предвзятых мнений сметены, все новообразованные - устарели еще до начала своего утверждения. Все, что казалось столь прочным, теряет свою форму и плавится, все священное профанируется, и человек в конечном счете вынужден в холодном свете разума оценивать реальные условия жизни и свое отношение к этому миру». На арену общественной жизни немедленно вышли социальные силы, организовавшиеся в политические партии и движения, одержавшие, начиная с 1899 года мирные парламентские победы во Франции, Скандинавии, Италии, Германии, Британии и др. странах, а также с 1917 по 1961 гг. – вооруженные победы в столь различных странах, как Россия, Китай, Куба. Эти силы разрушили старый порядок, смели с лица Земли почти все прежние иерархии, перекроили карту мира, изменили соотношение мирового могущества.
Ничего подобного не произошло в ходе второй – современной – глобализации. В 1961 году Фидель Кастро, надев военную форму, объявил о своих коммунистических убеждениях. А в январе 1999 года он, в штатской одежде, открыл конференцию по глобализации, на которую были приглашены теоретические «отцы» глобализации и ее практические деятели - экономист
М. Фридман и финансист Дж. Сорос. Силы сопротивления показали свое недовольство демонстрациями на сессиях МВФ, Всемирного банка, Всемирной торговой организации, на всемирной конференции по окружающей среде в Сиэтле, Праге, в Гааге, но организованного массового отпора насильственного характера вторая глобализация не получила. Почему? Ответ сводится к тому, что оппозиция - страдающая сторона - не выдвинула приемлемой, привлекательной, вызывающей массовое объединение альтернативы.
Что мы видим сейчас? Предоставим слово газете «Нью-Йорк Таймс»: «Только одно можно сказать об альтернативах - они не работают. К этому выводу пришли даже те люди, которые живут в условиях отрицательных последствий глобализации. С поражением коммунизма в Европе, в Советском Союзе и в Китае - с крушением всех стен, которые защищали эти системы - эти народы, испытывающие жестокую судьбу в результате дарвиновской брутальности свободнорыночного капитализма, не выработали цельной идеологической альтернативы. Когда встает вопрос, какая система сегодня является наиболее эффективной в подъеме жизненных стандартов, исторические дебаты прекращаются. Ответом является: капитализм свободного рынка. Другие системы могут более эффективно распределять и делить, но ни одна не может больше производить... Или экономика свободного рынка, или Северная Корея».
«Вашингтонский консенсус»
Данная модель стала господствовать в мировой экономике в 1980-х гг. после прихода к власти Рональда Рейгана в США и Маргарет Тэтчер в Великобритании. Носителями этой идеологии являлись ТНК, которые к началу 1980-х гг. набрали огромную финансовую и экономическую мощь. Об их мощи можно судить, хотя бы по тому факту, что в конце 1970-х гг. они предложили правительству Франции убраться из Парижа в Лион, т.к. хотели сделать Париж столицей ТНК. Возмущенное такой наглостью правительство Франции не позволило им сделать Париж своей столицей, и фактической столицей «империи ТНК», или как ее называет Линдон Ларуш «Британской империи» стал Лондон, а «мозгом» - Уолл-стрит.
В 1989 году эта модель экономического развития была оформлена в виде идеологической доктрины под названием «вашингтонский консенсус». Автор этого выражения, Джон Вильямсон, экономист Института международной экономики в Вашингтоне, включал в эту доктрину макроэкономическую стабилизацию, микроэкономическую либерализацию и открытие внутреннего рынка для иностранных инвестиций и свободного перемещения капиталов. Но после десятилетнего «опыта» внедрения доктрины «вашингтонского консенсуса» по всему миру бывший главный экономист программы ООН по вопросам развития Изабелл Грюнберг сформулировала принципы этой доктрины следующим образом:
- политика предложения страны на продажу, направленная на привлечение инвесторов;
- сокращение до крайнего минимума программ социального развития, превращение систем здравоохранения и образования в набор услуг, предоставляемых на платной основе;
- поддержание стабильности национальной денежной единицы, приносящей выгоду исключительно обладателям капитала и направленной против обездоленных слоев населения;
- ограничительная денежная политика, выгодная богатым;
- создание валютных резервов, в качестве гарантий для иностранных инвесторов вопреки потребностям национальной экономики;
- полная свобода («либерализация») передвижения капиталов по всему миру;
- приватизация и превращение всех ресурсов в предмет купли-продажи;
- налоговые реформы, направленные на перенос налогового бремени на наиболее бедные слои населения.
Доктрина «вашингтонского консенсуса» легла в основу реформ в Латинской Америке, Восточной Европе, России и в странах Азии, за исключением, пожалуй, Китая. Главными проводниками этой доктрины стали Международный валютный фонд (МВФ) и Всемирный Банк (ВБ), которые выдавали кредиты нуждающимся странам только при условии безусловного соблюдения принципов «вашингтонского консенсуса». В результате их «бурной деятельности» многие страны Азии и Латинской Америки в 1990-2000-х гг. прошли через дефолты и тяжелейшие кризисы. И не случайно бывший главный экономист ВБ и Нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц утверждал, что именно политикой "вашингтонского консенсуса" был порожден азиатский финансовый кризис второй половины 1990-х гг.
И российский дефолт 1998 года был так же закономерным результатом проведения в России экономической политики, основанной на рецептах «вашингтонского консенсуса». Даже такой апологет «вашингтонского консенсуса» и специалист по реформированию российской экономики, как Жак Сапир, усомнился в ее эффективности: «Результаты макроэкономических реформ в России не совпали с предсказаниями, которые делались в процессе составления программ и рекомендаций… Необходимо подвергнуть критическому пересмотру и всю совокупность рекомендаций и требований «вашингтонского консенсуса». Сравнение стандартной макроэкономики и реальности ставит адептов этой экономической парадигмы в крайне сложное положение. Речь идет о необходимости пересмотра ее фундаментальных теоретических оснований».
Но МВФ в соответствие с доктриной «вашингтонского консенсуса» и в интересах мирового капитала «рекомендовал» слаборазвитым и развивающимся странам, а также странам с переходной экономикой не создавать свои национальные финансовые системы, а привязаться к покупке иностранной, главным образом американской, валюты. Специалисты называют это currency board или так называемое валютное правление. Впервые оно было применено во французских и английских колониально зависимых странах, когда метрополия разрешала колонии печатать деньги только под экспорт товаров в метрополию. Через этот механизм валютного правления зависимая страна привязывалась к рынку страны доминирующей, и таким образом, доминирующая страна так структурировала экономику колонии, чтобы она работала исключительно на нее.
Под давлением МВФ и западных кредиторов в последние два десятилетия эта модель валютного правления была навязана и России. Если мы посмотрим, как формировалась и формируется до последнего времени денежная политика России, то увидим, что главный канал рублевой эмиссии – это покупка иностранной валюты. Банк России печатал деньги, стимулируя при этом инфляцию, не под потребности национальной экономики, а исключительно для выкупа поступающей в Россию иностранной валюты. Причем выкупленную валюту он отправлял на «хранение» в те же западные страны, вместо того, чтобы на базе этих «длинных» денег формировать свою собственную национальную финансовую систему.
Такой политикой Банк России вынуждал российские банки и корпорации занимать деньги для своего развития на Западе. А в условиях рынка экономика идет туда, откуда приходят деньги. Если деньги приходят из-за границы, хотя они и печатаются в виде рублей, но под поступление иностранной валюты – значит, экономика идет туда, куда нужно внешним центрам влияния. Именно поэтому у нас структура экономики – сырьевая. А она и не может быть никакой иной, пока российская экономика развивается (в последнее время со знаком минус) в соответствие с принципами «вашингтонского консенсуса», т.к. западные «метрополии» не хотят видеть в России конкурента, а исключительно поставщика сырья.
Разговоры же о превращении рубля в резервную валюту – это просто пустопорожняя болтовня, пока в России не будет создана суверенная национальная финансовая система. И пока не будет разорвана пуповина, связывающая российскую экономику с «империей ТНК» и господствующей монетарно-либеральной моделью экономического развития. Проводниками и идеологами «вашингтонского консенсуса» в России являются Гайдар, Чубайс, Кудрин, Игнатьев, Набиуллина, Улюкаев, Дворкович и другие. И пока они будут определять российскую экономическую и финансовую политику, она будет исключительно сырьевой и никакой другой быть не может по определению, чтобы публично не говорили «Гайдар и его команда».
«Пекинский консенсус»
В последние годы в качестве альтернативы "вашингтонскому консенсусу" все чаще называют Китай, которому удалось добиться фантастических темпов экономического роста, избежать политической нестабильности и, несмотря на мощнейшее давление США и МВФ, сохранить свою финансовую систему под суверенным контролем. Именно на Китай все чаще указывают те, кого ход реформ в Восточной Европе, России, Азии и Латинской Америке убедил, что рост экономики возможен не только под эгидой США и МВФ, но и при участии и под контролем собственного государства. Сегодня на их сторону встали ООН и ЮНКТАД, которые считают, что правительствам нужно поддерживать инновации, усиливать промышленную политику, поддерживать выход национального бизнеса на международную арену.
"Рыночные реформы, проводившиеся в большинстве развивающихся стран начиная с 1980-х годов, не оправдали ожидания",- говорится в ежегодном докладе Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД). Идеология этих реформ ограничивала "спектр инструментов стимулирования роста, доступных правительствам развивающихся стран". Поэтому последним предлагалось брать пример с Китая, а под эпохой "вашингтонского консенсуса" подводилась жирная черта.
Китайскую же модель отличает ведущая роль государства в экономике, опережающий рост промышленности, резкое сокращение бедности, повышенное внимание к развитию науки и образования. Эти черты, позволяющие характеризовать китайскую модель экономического развития, как пример удачной модернизации, дали основание для появления выражения «Пекинский консенсус», которое принадлежит бывшему редактору журнала «Тайм» Джошуа Рамо. А в мае 2004 года Лондонским центром международной политики был опубликован доклад под названием "Пекинский консенсус". В этом докладе речь шла уже не только об эффективности "китайской модели", но и о ее кардинальном отличии от принципов «вашингтонского консенсуса», который исходил из желания сделать счастливыми банкиров и топ-менеджеров международных корпораций, а "пекинский консенсус" стремится добиться справедливого роста в интересах простых людей.
Появление доклада символизирует исключительную привлекательность китайского опыта, «изучать который спешат специальные команды экономистов из таких разных стран, как Таиланд, Бразилия и Вьетнам». Изучением и распространением китайского опыта занимаются многие развивающиеся страны Азии, Африки, Арабского мира и Латинской Америки. Его цель – рост при сохранении независимости от мирового капитала; отличительные черты – "решительное стремление к инновациям и экспериментам" (специальные экономические зоны), "защита государственных границ и национальных интересов", "накопление инструментов асимметричной силы" (в виде сотен миллиардов долларов валютных резервов) и т.д.
Китай в ходе рыночных реформ практически добился и макроэкономической стабильности, и активизации субъектов хозяйства, и внушительных внешнеэкономических успехов. Но этим достижения страны не исчерпываются: на деле в КНР реализована инвестиционная, а не монетарно-либеральная модель развития с очень высокими темпами роста и нормой накопления. Не торопятся в Китае и с переходом к конвертируемости национальной валюты по счетам движения капитала. При этом жэньминьби («народные деньги») являются одной из самых устойчивых мировых валют с превосходным реальным обеспечением, а финансовым спекуляциям противостоит достаточно эффективная система мониторинга рынков.
Важной частью Пекинского консенсуса становится выдвижение на первый план идеи социальной справедливости, а это в экономической части предусматривает повышение доли ВВП, перераспределяемой государством и усиление его контроля над крупным частным капиталом, но не исключающего и государственно-частного партнерства. Госсектор в КНР представлен ключевыми и наиболее доходными отраслями: в него входит 80% добывающей промышленности, 75% энергетики, 86% финансов и страхования, 84% услуг транспорта и связи, полностью выпуск сигарет и т.д. В парке промышленного оборудования Китая доля собственно китайского производства составляет около 70%, а среди импортных средств производства преобладает японская и германская техника (доля же США всего 4%).
Интересно отношение Китая и к процессу «глобализации»: с одной стороны, это мировая экономическая война, от которой никуда не денешься, с другой – взаимодействие, в котором выгоду получают обе стороны. Участие в глобализации, таким образом, ни в коей мере не означает полной либерализации внешнеэкономической сферы, в которой у КНР к тому же очень высока непосредственная доля госсектора (порядка 65% – с учетом доли государства в предприятиях с иностранными инвестициями). Более того, Китай в последнее время сокращает льготы зарубежным инвесторам - сессией ВСНП в марте 2007 г. унифицированы налоги для иностранных и национальных предприятий. При этом важно, что глобализация рассматривается как внешний по отношению к Китаю процесс. Участвуя в нем, страна, во-первых, остается сама собой, а во-вторых, способна внести в глобализацию определенные коррективы, «стимулировать создание справедливого и рационального нового международного политического и экономического порядка».
Причем КНР делает упор на процессе регионализации (АСЕАН, ШОС и т.д.), т.к. глобализация и регионализация в чем-то дополняют, а в чем-то противоречат друг другу. Если глобализация предполагает образование единой глобальной экономики и основанного на ней господства сильнейшей державы (однополярного мира), то экономическая регионализация влечет за собой создание нескольких взаимодействующих и конкурирующих группировок, служащих фундаментом для многополюсного управления мировой экономикой. ВТО при этом отодвигается на второй план. Примерно та же участь должна постигнуть МВФ и Мировой банк. Проще говоря, основные институты «вашингтонского консенсуса» в Азии уже никому особенно и не нужны.

Сколько существует глобальная экономика, столько и бьются передовые аналитические умы над проблемами ее оптимизации. Экономическая «кухня» время от времени пополняется очередными «фирменными» рецептами, которым всякий раз приписывается абсолютная эффективность и универсальность. Одним из таких рецептов в XX веке стал вашингтонский консенсус. Некоторые аналитики увязывают с ним первопричины разразившегося впоследствии мирового экономического кризиса.
Модель вашингтонского консенсуса получила макроэкономический статус в восьмидесятые годы XX столетия после прихода к власти в США Рональда Рейгана, а в Великобритании – Маргарет Тэтчер. Распространителями новой экономической идеологи тогда стали транснациональные корпорации (ТНК) – крупные компании и объединения, имеющие зарубежные активы и способные оказывать существенное влияние на те или иные сферы экономики в международном масштабе.
и т.д.................

Страница 3 из 18

Вашингтонский консенсус как «мыслеобразующий механизм нового этапа глобализации»

Исследователи глобализации по–разному трактуют и датируют заглавные события в общеми­ровом сближении, отмечая подвиги Марко Поло, путешествия Магеллана, объединяющий харак­тер первой промышленной революции. Еще Монтескье в «Духе законов» оптимистически заклю­чает: «Две нации, взаимодействуя друг с другом, становятся взаимозависимыми; если одна заин­тересована продать, то вторая заинтересована купить; их союз оказывается основанным на взаим­ной необходимости».

Но революционно быстрыми темпами мировое сближение осуществлялось лишь дважды.

1. В первом случае - на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков иммигранты пересекали океаны без виз. Мир вступил в фазу активного взаимосближения на основе распространения торговли и инвестиций в глобальном масштабе благодаря пароходу, телефону, конвейеру, теле­графу и железным дорогам, – перед Первой мировой войной размеры мира уменьшились с «боль­шого» до «среднего». Британия со всем своим морским, индустриальным и финансовым могуще­ством была гарантом этой первой волны глобализации, осуществляя контроль над главными артериями перевозок товаров - морями и океанами, обеспечивая при помощи фунта стерлингов и Английского банка стабильность международных финансовых расчетов. Трансатлантический кабель 1866 года сократил время передачи информации между Лондоном и Нью-Йорком на неделю - в тысячу раз. А телефон довел время передачи информации до нескольких минут.

Идеологами первых десятилетий глобализации стали Р. Кобден и Дж. Брайт, которые убеди­тельно для многих экономистов и промышленников обосновали положение, что свободная торговля необратимо подстегнет всемирный экономический рост и на основе невиданного процве­тания, основанного на взаимозависимости, народы позабудут о распрях. Идея благотворного воздействия глобализации на склонную к конфликтам мировую среду получила наиболее убеди­тельное воплощение в книге Н. Эйнджела «Великая иллюзий» (1909). В ней - за пять лет до начала Первой мировой войны - автор аргументировал невозможность глобальных конфликтов вследст­вие сложившейся экономической взаимозависимости мира: перед 1914 годом Британия и Герма­ния (основные внешнеполитические антагонисты) являлись вторыми по значимости торговыми партнерами друг друга - и это при том, что на внешнюю торговлю Британии и Германии приходи­лось 52% и 38% их валового национального продукта соответственно. Америка, Британия, Герма­ния и Франция - утверждал Эйнджел, - теряют склонность к ведению войн: «Как может совре­менная жизнь с ее всемогущим преобладанием индустриальной активности, с уменьшением значимости милитаризма, обратиться к милитаризму, разрушая плоды мира?»

Но в августе 1914 года предсказание необратимости глобального сближения наций показало свою несостоятельность. Первая мировая война остановила процесс экономически-информа­ционно-коммуникационного сближения наций самым страшным образом. Выгоды глобализации уступили место суровым геополитическим расчетам, историческим счетам, уязвленной гордости, страху перед зависимостью. Скажем, российское правительство посчитало нужным специально
(и официально) указать на губительность исключительной зависимости России от торговли с моно­полистом в ее внешней торговле - Германией (на которую приходилось 50% российской торговли).

В 1914-1945 гг. последовало страшное озлобление и фактическая автаркия. [Автаркия (от греч. autarkeia - самоудовлетворение) – политика экономического обособления, проводимая стра­ной, регионом, направленная на создание изолированной, замкнутой, независимой экономики, способной обеспечить себя всем необходимым самостоятельно].

Семидесятилетний период между началом Первой мировой войны и окончанием «холодной войны» был промежуточным периодом между первой и второй глобализациями. Для реанимации процесса глобального сближения понадобилось немало времени. Лишь в последние десятилетия ХХ века, после двух мировых войн, великой депрессии и многочисленных социальных экспери­ментов, способствовавших противостоянию социальных систем, либеральный экономический порядок, созданный в девятнадцатом веке стал возвращаться в мировую практику. В соревновании с плановой экономикой западная - рыночная система экономической организации победила, превращая мир в единую рыночную экономику.

Второе рождение (или возрождение) глобализации началось в конце 1970-х годов на основе невероятной революции в совершенствовании средств доставки глобального радиуса действия, в информатике, телекоммуникациях и диджитализации. «Смерть» пространства явилась наиболее важным отдельно взятым элементом, изменившим мир между двумя фазами, двумя периодами глобализации. Это изменило представление о том, где должны люди работать и жить; изменило концепции национальных границ, традиции международной торговли. Это обстоятельство имело такой же переворачивающий все наши представления характер, как изобретение электричества.

Вашингтонский консенсус. В начале 1980-х годов руководители трех самых мощных эконо­мических ведомств, расположенных в американской столице – министерство финансов США, Международный валютный фонд и Всемирный банк достигли согласия в том, что главным препятствием экономическому росту являются таможенные и прочие барьеры на пути мировой торговли. Глобальной целью стало сокрушить эти барьеры. Так сформировался т. н. Вашинг­тонский консенсус, чья деятельность открыла ворота мировой глобализации. Собственно Вашингтонским консенсусом называют десять рекомендаций по реформированию мировой торговли, сформулированные в 1989 году американским экономистом Дж. Вильямсоном.

1. Налоговая дисциплина. Большие и постоянные дефициты бюджета порождают инфляцию и отток капитала. Государства должны свести этот дефицит к минимуму.

2. Особая направленность общественных расходов. Субсидии предприятиям должны быть сведены до минимума. Правительство должно расходовать деньги лишь в сфере образования, здравоохранения и на развитие инфраструктуры.

3. Налоговая реформа. Сфера налогооблагаемых субъектов в обществе должна быть широ­кой, но ставки налогов - умеренными.

4. Процентные ставки. Процентные ставки должны определяться внутренними финансовыми рынками. Предлагаемый вкладчикам процент должен стимулировать их вклады в банки и сдержи­вать бегство капиталов.

5. Обменный курс. Развивающиеся страны должны ввести такой обменный курс, который помогал бы экспорту, делая экспортные цены более конкурентоспособными.

6. Торговый либерализм. Тарифы должны быть минимальными и не должны вводиться на те товары, которые способствуют (как части более сложного продукта) экспорту.

7. Прямые иностранные капиталовложения. Должна быть принята политика поощрения и привлечения капитала и технологических знаний.

8. Приватизация. Должна всячески поощряться приватизация государственных предприятий. Частные предприятия обязаны быть более эффективными хотя бы потому, что менеджеры заинте­ресованы непосредственно в более высокой производительности труда.

9. Дерегуляция. Излишнее государственное регулирование порождает лишь коррупцию и дискриминацию в отношении субподрядчиков, не имеющих возможности пробиться к высшим слоям бюрократии. С регуляцией промышленности следует покончить.

10. Права частной собственности. Эти права должны быть гарантированы и усилены. Слабая законодательная база и неэффективная юридическая система уменьшают значимость стимулов делать накопления и аккумулировать богатства.

Идеи «вашингтонского консенсуса» стали основой либерального фундаментализма1990-х годов. Приступившие к реформации своей экономики и экономической политики правительства развитых, развивающихся и стран переходной экономики получили своего рода предписание. Это, по сути, и был тот самый «золотой корсет», о котором речь будет идти ниже. Термин «вашингтонский консенсус» приобрел особое значение и начал собственную жизнь - особенно в свете крушения советской системы. Шли поиски сугубо альтернативных социалистическому централизму идей и «ложка оказалась к обеду». Как пишет главный редактор журнала «Форин полиси» М. Наим, «важной функцией каждой идеологии является функционировать в качестве «мыслеобразующего» механизма, который упрощает и организует то, что часто является сбивающей с толку хаотической реальностью».

Поиски такой схемы были облегчены самим уверенным тоном (консенсус), предначерта­тельным характером его постулатов, его директивной уверенностью, местом рождения - Вашинг­тоном, столицей победоносной империи. Потребность в новоприобретенном, рыночно-ориентированном администрировании для сглаживания болезненного эффекта экономических реформ, требуемых консенсусом, равно как и отсутствие достойной доверия альтернативы (которую так и не пред­ставила дискредитированная оппозиция) также содействовали вознесению репутации «вашинг­тонского консенсуса», его элана. Если бы всего этого было бы недостаточно, то в ход пошла бы неукротимая настойчивость Международного валютного фонда (МВФ) и Всемирного банка, чьи займы были обусловлены именно в духе идей «вашингтонского консенсуса». [Международный валютный фонд (МВФ) – международная валютно-финансовая организация, созданная в 1944 г. для содействия развитию международной торговли и валютного сотрудничества Капитал МВФ образуется из взносов стран-членов в соответствии с устанавливаемой для каждой страны квотой].

Стал очевидным новый характер глобализационных процессов. Мир в конце ХХ века реши­тельно уменьшился. За последние тридцать лет реактивная авиация сблизила все континенты. Произошло то, что именуют политическим триумфом западного капитализма. В 1975 году только восемь процентов мирового населения жили в странах с либеральным свободнорыночным режи­мом, а прямые заграничные инвестиции в мире равнялись 23 миллиардам долларов (данные Всемирного банка). К концу века численность населения, живущего в свободно рыночных, либе­ральных режимах достигла 28 процентов, а объем внешних инвестиций достиг 644 миллиардов долларов. По мере завершения двадцатого века более отчетливо, чем прежде проявило себя то правило, что мировое разделение труда, экспорт правит миром. Мировой экспорт полвека назад составлял 53 млрд долл США, а в конце ХХ века - около 7 трлн долл США.

В этих странах править жизнью стала информатика. В мире около двух с половиной сот миллионов компьютеров (из низ примерно 90 процентов - персональные). Их численность в мире растет примерно на 20 тысяч единиц ежегодно. Объем информации на каждом квадратном санти­метре дисков увеличивался в среднем на 60% в год, начиная с 1991 года. Особенностью глобали­зации стала компьютеризация, миниатюризация, диджитализация, волоконная оптика, связь через спутники, Интернет.

Новыми хозяевами жизни стали столпы мировой информатики. Одна лишь производящая компьютерные программы компания «Микрософт» производит ныне богатств больше, чем гиганты «Дженерал моторс», «Форд» и «Крайслер» вместе взятые. А личное состояние президента «Микрософта» Б. Гейтса бросило вызов самому смелому воображению.

Еще более жестко чем прежде проявил себя тот факт, что производительные силы современ­ного мира принадлежат крупным компаниям-производителям, тем многонациональным корпора­циям (МНК), полем деятельности которых является вся наша планета. В современном мире насчи­тывается около двух тысяч МНК, которые распространяют свою деятельность на шесть или более стран.

Прежний зенит и нынешний надир идеологии. Что действительно бросается в глаза - это то, что первая глобализация на протяжении девятнадцатого и начала двадцатого века породила огромную волну возмущения «темными сатанинскими мельницами» так называемого прогресса, обернувшегося дарвиновским выживанием сильнейшего. Коммунистический манифест еще в
1848 году дал столь убедительную для многих характеристику первой фазы глобализации: «Постоянная революционизация производства, непрекращающееся изменение всех социальных условий, посто­янная неопределенность и возбуждение отличают буржуазную эпоху от всех прежних эпох. Все устоявшиеся, замороженные отношения с их потоком старых и освященных традициями предрас­судков и предвзятых мнений сметены, все новообразованные - устарели еще до начала своего утверждения. Все, что казалось столь прочным, теряет свою форму и плавится, все священное профанируется, и человек в конечном счете вынужден в холодном свете разума оценивать реаль­ные условия жизни и свое отношение к этому миру». На арену общественной жизни немедленно вышли социальные силы, организовавшиеся в политические партии и движения, одержавшие, начиная с 1899 года мирные парламентские победы во Франции, Скандинавии, Италии, Германии, Британии и др. странах, а также с 1917 по 1961 гг. – вооруженные победы в столь различных странах, как Россия, Китай, Куба. Эти силы разрушили старый порядок, смели с лица Земли почти все прежние иерархии, перекроили карту мира, изменили соотношение мирового могущества.

Ничего подобного не произошло в ходе второй – современной – глобализации. В 1961 году Фидель Кастро, надев военную форму, объявил о своих коммунистических убеждениях. А в январе 1999 года он, в штатской одежде, открыл конференцию по глобализации, на которую были приглашены теоретические «отцы» глобализации и ее практические деятели - экономист
М. Фридман и финансист Дж. Сорос. Силы сопротивления показали свое недовольство демонстра­циями на сессиях МВФ, Всемирного банка, Всемирной торговой организации, на всемирной конференции по окружающей среде в Сиэтле, Праге, в Гааге, но организованного массового отпора насильственного характера вторая глобализация не получила. Почему? Ответ сводится к тому, что оппозиция - страдающая сторона - не выдвинула приемлемой, привлекательной, вызы­вающей массовое объединение альтернативы.

Что мы видим сейчас? Предоставим слово газете «Нью-Йорк Таймс»: «Только одно можно сказать об альтернативах - они не работают. К этому выводу пришли даже те люди, которые живут в условиях отрицательных последствий глобализации. С поражением коммунизма в Европе, в Советском Союзе и в Китае - с крушением всех стен, которые защищали эти системы - эти народы, испытывающие жестокую судьбу в результате дарвиновской брутальности свободноры­ночного капитализма, не выработали цельной идеологической альтернативы. Когда встает вопрос, какая система сегодня является наиболее эффективной в подъеме жизненных стандартов, истори­ческие дебаты прекращаются. Ответом является: капитализм свободного рынка. Другие системы могут более эффективно распределять и делить, но ни одна не может больше производить... Или экономика свободного рынка, или Северная Корея».

Директор МВФ, Ми­шель Камдессю.

Именно эту и привезли в Москву американские «эксперты», возглавляемые Джерри Саксом. Привезли сразу же после попытки ГКЧП сохранить Советский Союз, так напугавшей США в конце августа 1991 года.

Джерри Сакс

Когда Хазбулатов, возглавлявший в те дни Верховный Совет, рассказал недалёкому Ельцину всю историю с программой «Вашингтонский консенсус» тот был удивлен. Но, Гайдар, Бурбулис, Чубайс и К°, сумели его успокоить, Ельцин упорно продолжал настаивать на верности «избранного курса».

Он продолжал настаивать на выполнении «Консенсуса» даже тогда, когда всему миру был очевиден крах этой программы - везде, где пытались его осуществить. Конечно, программа являлась мощным инструментом МВФ, ее курировал исполнительный директор МВФ, Ми­шель Камдессю.

Верховный Совет мешал правительству Гайдара применить «Вашингтонский консенсус» в России и пытался смягчить шоковую терапию. Кстати, термин «шоковая терапия» принадлежит польскому премьеру Бальцеровичу , который первоначально принял указанную гарвардскую «Программу» и попытался ее внедрить, но быстро отказался от нее, просчитав гибельные последствия. В результате, «большая приватизация» в Польше началась спустя более 10 лет после того, как эта страна приступила к радикальным реформам, в 2000 году. Таким образом, «Вашингтонский консенсус» не был реализован в полном объеме ни в одной стране мира, кроме России. Все это умалчивается до сегодняшнего дня.

Но правительство «реформаторов» ухватилось за эту программу, как дурень за погремушку, и началось внедрение её в жизнь. Как мы уже говорили, Верховный Совет всячески способствовал торможению дикой приватизации и ломки народного хозяйства. В частности, им было предложено разделить экономику на два сектора:

Первый сектор:

тяжелая промышленность, отдельные отрасли маши­ностроения, включая ВПК;

недра, добыча руд, нефти, газа и все трубопроводы;

железные дороги, базовый морской транспортный флот, речной флот, весь гражданский флот.

Эти отрасли и сферы экономики должны были сформи­ровать государственный сектор экономики.

И второй сектор:

легкая и пищевая промышленность;

торговля - внутренняя и внешняя, отрасли машиностроения, ориентированные на производство товаров для нужд экономики и населения;

гражданское строительство, вся сфера «экономики строительства», включая лесо- и деревообрабатывающую промышленность;

производство различных стройматериалов и пр.;

производство бытовой техники (телевизионной и пр.), и многое другое, не попадающее в перечень «первой группы».

При этом важнейшим направлением приватизации рассматривался механизм стимулирования создания новых предприятий частного сектора, а не просто перевод предприятий из одного качественного состояния в другое.

По сути эти предложения - бомба под советскую экономику, но бомба более мягкая, более размытая во времени. Ибо, как говорится в старой народной сказке: сто́ит только разрешить лисичке положить хвостик на порог избушки и, глядишь, а она уже внедрила в твою избушку весь свой рыжий организм, и тебе уже тесновато с новой гостьей. А через недалёкое время вы меняетесь с ней ролями. Уже хозяйка она, а вы пляшете под музыку, которую заказывает новая мадам.

Правительство, которое претворяло в жизнь планы Вашингтона, возглавил Егор Гайдар . Он был и.о. главы правительства РФ всего 6 месяцев: июнь-декабрь 1992 года, но наворочал столько, что до сих пор разгрести не могут. Да и не пытаются.

Егор Гайдар

Гайдар был партийным журналистом-публицистом, получил экономическое образование в МГУ. Никем и ничем никогда не руководил, никакими экономическими исследованиями не занимался. Работал редактором в отделе экономики журнала ЦК КПСС «Коммунист». Затем его повысили - перевели, в 1989 году, редактором отдела экономики «Правды» - центрального органа ЦК КПСС. Гайдар стал консультантом министра финансов Валентина Павлова, который задался целью выполнить две задачи, которые, на его, Павлова, взгляд, могли решить серьезные финансово-бюджетные проблемы СССР.

Валентин Павлов

Первая задача : в 4-10 раз повысить цены на потребительские товары и продукты питания (при минимальном повышении заработной платы).

Вторая задача : «распылить» сбережения населения на счетах сберегательных касс (то есть Госбанка). Павлов исходил из вульгарной концептуальной идеи, что накопленные крупные сбережения населения (свыше 700 млрд. долл.) «давят» на бюджет, способствуют его неустойчивости.

Этот план Павлова Гайдар сумел осуществить (вместе с Геращенко) , через печатание новых денежных купюр, то есть стимулирование инфляции. Тут будет уместно вспомнить новые купюры в 200 и 2 000 целковых, выпущенные несравненной Эльвирой, нашей, Сахипзадовной.

Одним из «советчиков» этих неразумных идей и являлся Гайдар. «План Павлова» в полном объеме и был реализован Гайдаром , который Ельциным преподносился как высшее достижение реформаторской мысли!..

Конечно, никаким реформатором Гайдар не был: для него что социализм, что капитализм - понятия достаточно абстрактные, главное для него – это то, что может дать ему лично, его среде, его корпорации нахождение во Власти.

Его внедрила в ельцинскую стаю старая московская бюрократия, которая, расставшись с политической властью, мгновенно оценила ситуацию и бульдожьей хваткой вцепилась в финансово-экономический сектор в ожидании грядущей приватизации.

В силу абсолютного незнания того, что он должен был делать, возглавив финансово-экономический блок правительства, Гайдар слепо полагался на своих заокеанских советников . А они предоставляли России далеко не лучший американский товар. Так премьерство Гайдара стало ловушкой для России.

Геннадий Бурбулис

За один год своего пребывания у власти, а это почти весь 1992 год, Егор Гайдар и Геннадий Бурбулис сумели провести следующие диверсии:

- блокирование производственного процесса в масштабах всей страны и прежде всего в промышленности и сельском хозяйстве, отказ от их кредитования;

- либерализация цен на все виды изделий, в том числе на продовольствие и товары народного потребления;

- «распыление» сбережений населения на счетах сберегательных касс без каких-либо государственных обязательств.

ГЛАЗЬЕВ И ВАШИНГТОНСКИЙ КОНСЕНСУС

ИНФОМЛИСТОК РОССИЙСКОГО ПОЛИТОБЪЕДИНЕНИЯ «РАБОЧИЙ»

Тот, кто вместе с руководимым Кремлем Рогозиным, не любит за кружкой пива олигархов, решил высказаться насчет того, что в России мало печатают денег.

Отринув догмы
Война против России набирает обороты. Чтобы не проиграть, макроэкономическую политику следует немедленно подчинить целям модернизации и развития на основе нового технологического уклада.
Опубликованная 7 августа статья министра экономики России Алексея Улюкаева радует смелой позицией автора в отношении «священной коровы» денежных властей России – бюджетного правила, запрещающего свободное использование нефтегазовых доходов бюджета. Хотя никто из здравомыслящих экономистов не поддерживал введение этого правила, оно стало считаться чем-то само собой разумеющимся после нескольких лет безответной критики. Некоторые конспирологически настроенные эксперты даже пришли к выводу, что в форме бюджетного правила Россия платит контрибуцию победившим в холодной войне США.
I
Бюджетное правило означает, что сверхприбыль от экспорта нефти должна резервироваться в американских облигациях, т.е. направляться не на нужды российского государства, а на кредитование США. Даже после введения санкций против России и фактического развертывания Штатами войны против России на Украине российский Минфин вложил очередные миллиарды долларов бюджетных денег в кредитование государственных, в том числе военных, расходов противника. Это напоминает дисциплинированность советских поставщиков, которые в июне 1941-го, уже после нападения Германии на СССР, продолжали отгружать нужные германскому военно-промышленному комплексу ресурсы (не после нападения, а за минуты до него – последний вагон с никелем пересек границу в ночь с 21-го на 22-е июня, Б. И.).
Нужно поблагодарить Алексея Улюкаева за то, что он публично поставил под сомнение политику вывоза нефтегазовых доходов за рубеж с ничтожной доходностью около 1%. Ведь внутри страны их можно было бы разместить с многократно большей доходностью и пользой. Или отказаться от заимствований для финансирования искусственно созданного дефицита бюджета под 6–7% годовых.
Только на разнице процентных ставок между занимаемыми и предоставляемыми кредитами российский бюджет ежегодно теряет около сотни миллиардов рублей. А если бы замороженные в американских облигациях средства бюджетных фондов были вложены в сооружение инфраструктурных объектов, субсидирование инновационных проектов, строительство жилья, экономический эффект был бы многократно больше.
II
Обстоятельства военного времени заставляют вернуться к очевидным истинам, которые уже два десятилетия отвергаются российскими денежными властями в пользу навязанных Вашингтоном догм. Причем пресловутое бюджетное правило не является среди последних основным. Эта «дохлая кошка» была подброшена американцами после того, как российские денежные власти проглотили более фундаментальные догмы Вашингтонского консенсуса, изобретенного для удобства колонизации слаборазвитых стран американским капиталом.
Ключевыми из них являются догмы о либерализации трансграничного перемещения капитала, количественном ограничении денежной массы и тотальной приватизации. Следование первой догме гарантирует свободу действий иностранным инвесторам, основную часть которых составляют связанные с ФРС США финансовые спекулянты. Выполнение второй – обеспечивает последним стратегические преимущества, лишая экономику страны внутренних источников кредита. Соблюдение третьей – дает возможности извлечения сверхприбыли на присвоении активов колонизируемой страны (речь идет не только о сверприбылях, но о тотальном ослаблении протекционизма для свободного проникновения на рынки РФ, о скупке оборонных заводов, о скупке за бесценок конкурирующих предприятий, Б. И.)
Приглашенные в начале 90-х годов поучаствовать в российской приватизации американские спекулянты к 1998 году на раскрученных ими при помощи российского правительства финансовых пирамидах получили более 1000% прибыли. Заблаговременно выйдя из этих пирамид, они обвалили финансовый рынок и затем вернулись скупать десятикратно подешевевшие активы. «Наварив» еще около 100%, они вновь вышли с российского рынка в 2008-м, обрушив его втрое.
Проведение догматической политики Вашингтонского консенсуса обошлось России, по разным оценкам, от 1 до 2 трлн. долларов вывезенного капитала, потерей более 10 трлн. рублей бюджетных доходов и обернулось деградацией экономики, инвестиционный сектор которой (машиностроение и строительство) сократился в несколько раз с вымиранием большинства наукоемких производств, лишенных источников финансирования.
Не менее половины вывезенных из России капиталов осело в американской финансовой системе, а освободившийся от отечественных товаропроизводителей рынок был захвачен западными кампаниями. Титулы лучших министров финансов и руководителей центробанков, которыми американцы благосклонно наделяли своих агентов влияния в российском руководстве, обошлись России весьма недешево.
III
Вступая в начатую Улюкаевым дискуссию, начну с главного в рыночной экономике – денег. С середины 90-х годов российские денежные власти под давлением США и МВФ ограничили денежную эмиссию приростом валютных резервов, формировавшихся в долларах. Тем самым они отказались от эмиссионного дохода (некорректно, см. в комментарии, Б. И.) в пользу США и лишили страну внутреннего источника кредита, сделав его чрезмерно дорогим и подчинив экономику внешнему спросу на сырьевые товары. И, хотя в рамках антикризисной программы в 2008 году денежные власти от этой модели отошли, до сих пор объем денежной базы в России в полтора раза ниже величины валютных резервов, долгосрочный кредит остается недоступным для внутренне ориентированных отраслей, а уровень монетизации экономики (коэффициент монетизации - отношение среднегодового значения денежной массы: наличных денег, чеков, вкладов до востребования, денежных вкладов предприятий и населения в банках, к валовому внутреннему продукту, отражает насыщенность экономики ликвидными активами, степень обеспеченности экономики деньгами, Б. И.) вдвое ниже минимально необходимого для простого воспроизводства.
Недостаток внутренних источников кредита отечественные банки и корпорации пытаются компенсировать внешними займами, что влечет чрезвычайную уязвимость России в отношении финансовых санкций.
Прекращение иностранных кредитов со стороны западных банков может в одночасье парализовать воспроизводство российской экономики. И это притом, что Россия является крупным донором мировой финансовой системы, ежегодно предоставляя ей более 100 млрд. долл. капитала. Имея устойчивый и значительный положительный торговый баланс, не мы, а субсидируемые нами западные партнеры должны были бы бояться санкций, ограничивающих доступ России на мировой финансовый рынок. Ведь если страна больше продает, чем покупает, она не нуждается в иностранных кредитах. Более того, их привлечение влечет вытеснение внутренних источников кредита с ущербом для национальных интересов.
IV
Первое, что нужно сделать для вывода экономики на траекторию устойчивого роста и обеспечения ее безопасности, – восстановить эмиссию денег в государственных интересах, обеспечив предприятия необходимым для их развития и роста производства объемом долгосрочного кредита. Как и в других суверенных странах, эмиссия денег должна вестись Центробанком не под покупку иностранной валюты, а под обязательства государства и частного бизнеса посредством рефинансирования коммерческих банков в соответствии с потребностями развития экономики.
В соответствии с рекомендациями классика теории денег Тобина, целью деятельности Банка России должно стать создание максимально благоприятных условий для роста инвестиций. Это означает, что рефинансирование коммерческих банков должно вестись под доступный для производственных предприятий процент и на сроки, соответствующие длительности научно-производственного цикла в инвестиционном комплексе. Скажем, на три–пять лет под 4% годовых для коммерческих банков и на 10–15 лет под 2% годовых для институтов развития, кредитующих государственно значимые инвестиционные проекты.
Чтобы деньги не уходили на спекуляции против рубля и за рубеж, как это произошло в 2008–2009 годах с эмитированными для спасения банков сотнями миллиардов рублей, банки должны получать рефинансирование только под уже выданные производственным предприятиям кредиты или под залог уже приобретенных обязательств государства и институтов развития. При этом нормы валютного и банковского контроля должны блокировать использование кредитных ресурсов в целях валютных спекуляций.
Для их пресечения и прекращения нелегальной утечки капитала следует ввести предложенный тем же Тобиным налог на финансовые спекуляции. Хотя бы на их валютную часть в размере НДС, взимаемого по всем валютообменным операциям и засчитываемого в оплату НДС при импорте товаров и услуг.
V
Предложенные меры дадут экономике необходимые для ее модернизации и развития кредитные ресурсы. Ведь создаваемый государством кредит по своему смыслу есть авансирование экономического роста. Имеющиеся производственные мощности позволяют российской экономике расти с темпом ежегодного прироста ВВП на 8%, инвестиций – на 15%.
Это требует соответствующего расширения кредита и ремонетизации экономики. Под угрозой применения финансовых санкций ее уместно начать с немедленного замещения внешних займов государственных корпораций кредитами российских госбанков по тем же процентным ставкам и на тех же условиях. Затем постепенно расширять и удлинять рефинансирование коммерческих банков на универсальных единых условиях. Только Банку России следует не повышать ключевую ставку процента, усиливая антироссийские санкции со стороны США и ЕС, а, наоборот, ее снижать до уровня рентабельности предприятий инвестиционного сектора.
Представляю, как апологеты долларизации российской экономики начнут кричать, что реализация этих предложений обернется катастрофой. Запугивая руководство страны гиперинфляцией, проводники Вашингтонского консенсуса политикой количественного ограничения денежной массы уже довели российскую экономику до жалкого состояния сырьевой колонии американо-европейского капитала, эксплуатируемой оффшорной олигархией. Им невдомек, что главным антиинфляционным лекарством является НТП, который обеспечивает снижение издержек, рост эффективности, увеличение объемов и повышение качества продукции, что и дает постоянное снижение цены единицы потребительских свойств товаров в передовых странах.
Примером является Китай, экономика которого растет на 8% в год, денежная масса увеличивается на 30–45% при снижающихся ценах. Ведь без кредита не бывает инноваций и инвестиций. А инфляция возможна и при нулевом, и даже отрицательном кредите. Что, собственно, и демонстрирует уже два десятилетия российская экономика, в которой денежные власти попустительствуют вывозу капитала и искусственно ограничивают рост денежной массы, в то время как монополии постоянно вздувают цены, компенсируя сжатие производства.
Никто не сомневается в том, что избыточная эмиссия влечет инфляцию. Так же как чрезмерное орошение влечет заболачивание. Но искусство денежной политики, как и умение садовода, заключается в том, чтобы подбирать оптимальный уровень эмиссии, заботясь о том, чтобы денежные потоки не уходили из производственной сферы и не создавали турбулентности на финансовом рынке.
Во избежание инфляционных рисков необходимо ужесточить банковский и финансовый контроль с целью предотвращения образования финансовых пузырей. Эмитируемые для рефинансирования коммерческих банков деньги должны использоваться исключительно для кредитования производственной деятельности, что требует применения наряду с инструментами контроля принципов проектного финансирования. При этом важно развернуть механизмы стратегического планирования и стимулирования НТП, которые помогли бы бизнесу правильно выбрать перспективные направления развития.
VI
В условиях структурного кризиса мировой экономики, обусловленного сменой доминирующих технологических укладов (структурный кризис – забегание одной сферы экономики вперед или, наоборот, отставание, но сегодняшний структурный кризис связан вовсе не со сменой доминирующих технологических укладов, она, наоборот, стагнируют, а с новым витком разрастания спекулятивного сектора, Б. И.) крайне важно правильно выбрать приоритетные направления развития. Именно в такие периоды для отстающих стран открывается окно возможностей для технологического скачка в состав мировых лидеров. Концентрация инвестиций в освоение ключевых технологий нового технологического уклада позволяет им раньше других оседлать новую длинную волну экономического роста, получить технологические преимущества, поднять эффективность и конкурентоспособность национальной экономики, кардинально улучшить свое положение в мировом разделении труда.
Мировой опыт совершения технологических рывков указывает на необходимые параметры такой политики: повышение нормы накопления с нынешних 22 до 35%, для этого – удвоение кредитоемкости экономики и соответствующее повышение ее монетизации; концентрация ресурсов на перспективных направлениях роста нового технологического уклада.
VII
Мир вступил в эпоху серьезных перемен, которая продлится еще несколько лет и завершится выходом на новый длинноволновой подъем экономики на основе нового технологического уклада с новым составом лидеров.
У России еще есть шанс оказаться среди них при переходе к политике опережающего развития, основанной на всемерном стимулировании роста нового технологического уклада. Несмотря на катастрофические для большинства отраслей наукоемкой промышленности последствия проводившейся два десятилетия макроэкономической политики, в стране еще остается необходимый для совершения технологического рывка научно-технический потенциал. Если его не разрушать приватизацией и бюрократизацией Академии наук, а оживить дешевым долгосрочным кредитом.
При переходе к политике опережающего развития вопрос о бюджетном правиле приобретает правильную постановку. Конъюнктурные доходы бюджета, образующиеся за счет роста нефтяных цен, должны вкладываться в кредитование не чужой, а своей экономики. За счет них следует формировать бюджет развития, средства которого направлять на финансирование НИОКР и инновационных проектов освоения производств нового технологического уклада, а также на инвестиции в создание необходимой для этого инфраструктуры.
Вместо наращивания валютных резервов в американских казначейских обязательствах избыток валютных поступлений следует тратить на импорт передовых технологий. Целью макроэкономической политики должно стать наращивание кредита в модернизацию и развитие экономики на основе нового технологического уклада, а не ограничение денежной массы в расчете на снижение инфляции. Последняя будет снижаться по мере снижения издержек, улучшения качества и роста объемов производства товаров и услуг.
***
Логика мирового кризиса закономерно влечет обострение международной конкуренции. Стремясь сохранить лидерство в конкуренции с поднимающимся Китаем, США разжигают мировую войну в целях удержания своей финансовой гегемонии и научно-технического превосходства. Применяя экономические санкции параллельно наращиванию антироссийской агрессии на Украине, США стремятся нанести поражение России и подчинить ее, как и ЕС, своим интересам. Продолжая политику Вашингтонского консенсуса и сдерживая расширение кредита, денежные власти усугубляют негативные последствия внешних санкций, ввергая экономику в депрессию и лишая ее шансов на развитие.
Война США и их союзников по НАТО против России набирает обороты. Времени для маневра остается все меньше. Чтобы не проиграть в этой войне, макроэкономическую политику следует немедленно подчинить целям модернизации и развития на основе нового технологического уклада.

Сергей Глазьев

От редакции
Вашингтонский консенсус - тип макроэкономической политики, который в конце XX века был рекомендован руководством МВФ и Всемирного банка к применению в странах, испытывающих финансовый и экономический кризис.
Вашингтонский консенсус был сформулирован английским экономистом Джоном Уильямсоном в 1989 году как свод правил экономической политики для стран Латинской Америки. Документ имел целью обозначить отход этих стран от командной (перонистской) модели экономического развития 1960-1970-х годов и принятие ими принципов экономической политики, общих для большинства развитых государств. Речь шла о принципах, которые, по мнению Уильямсона, отражали общую позицию администрации США, главных международных финансовых организаций - МВФ и Всемирного банка, а также ведущих американских аналитических центров. Их штаб-квартиры находились в Вашингтоне - отсюда и термин «Вашингтонский консенсус». Речь шла об обеспечении свободного доступа компаний США на ранее недоступные рынки.
«Пришла эра тэтчеризма и рейганизма, когда сфера государственного вмешательства в экономику стала сокращаться, началась приватизация», - отмечал профессор Ху Аньган. То есть: никакого консенсуса внутри стран большой семерки и полный консенсус внутри ранее закрытых стран.
«Вашингтонский консенсус» включает набор из 10 рекомендаций:
1. Поддержание фискальной дисциплины (минимальный дефицит бюджета);
2. Приоритетность здравоохранения, образования и инфраструктуры среди государственных расходов;
3. Снижение предельных ставок налогов;
4. Либерализация финансовых рынков для поддержания реальной ставки по кредитам на невысоком, но всё же положительном уровне;
5. Свободный обменный курс национальной валюты;
6. Либерализация внешней торговли (в основном за счет снижения ставок импортных пошлин);
7. Снижение ограничений для прямых иностранных инвестиций;
8. Приватизация;
9. Дерегулирование экономики;
10. Защита прав собственности.

В более широком смысле термин «Вашингтонский консенсус» используется для характеристики ряда мер (необязательно из вышеуказанного списка), направленных на усиление роли рыночных сил и снижение роли государственного сектора, т.е. ослабление протекционизма и доступность рынка для нерезидентов.
В 1987 году КПСС провозгласила курс на развитие рыночной экономики. СССР присоединился к Вашингтонскому консенсусу в 1989 году, когда был принят первый дефицитный бюджет. Дефицит стал результатом выпадения бюджетных доходов от продажи алкоголя, отмены государственной монополии на внешнюю торговлю, свободной конвертации безналичных рублей в наличные, необоснованного императивного повышения курса иностранной валюты, разрешения кооперативам и малым предприятиям торговать чем угодно, включая стратегическое сырье, «стимулируя», т.е. подкупая администраторов крупных предприятий, искусственно созданного дефицита (путем физической ликвидации товаров первой необходимости, сыра, колбас и пр.) и т.д.
В «Кратком изложении материалов правительства по осуществлению перехода к планово-рыночной экономике», подписанной советником президента по экономическим вопросам А. Петраковым в апреле 1990 года, значится: «… сформировать в стране всеобъемлющий всесоюзный рынок, т.е. экономику, функционирующую в условиях свободно складывающихся
- на основе спроса и предложения цен на подавляющую часть средств производства и предметов потребления,
- возможности для всех предприятий, независимо от форм собственности, свободного распоряжения своей продукцией как на внутреннем, так и на мировом рынках…» И далее: ограничить госзаказы, создать условия для разгосударствления собственности, сохранить регулирование цен только на ресурсы и грузоперевозки, осуществить поэтапную девальвацию рубля и т.д.
Между прочим, в «Изложении» предлагалось ввести прогрессивное налогообложение доходов граждан. Отмечалось также, что в 1989 году более 1000 крупных предприятий приостанавливали работу, потери составили 7 млн человеко-дней, а уже только за январь 1990 г. вследствие забастовок потери составили 4,5 млн человеко-дней, снизилась управляемость и т.п. Отметим, что Независимый профсоюз горняков (НПГ), начавший массовые забастовки в 1989-м, финансировался не только АФТ КПП, этим инструментом Госдепартамента США, но и ВЦСПС.

В апреле 2011 г. Доминик Стросс-Кан, глава МВФ, выступил с заявлением, что «Вашингтонский консенсус» «с его упрощенными экономическими представлениями и рецептами рухнул во время кризиса мировой экономики и остался позади».

Если в период правления Горбачева-Ельцина были осуществлены все пункты Вашингтонского консенсуса, кроме п.п. 2 и 3, то правительство Путина по проекту Андрея Илларионова из доходов бюджета от продажи нефти создало 1 января 2004 года т.н. стабилизационный фонд, позднее – резервный фонд и фонд социального благосостояния, который хранится в банках США и составляет порядка 0,5 трлн. долл.
Глазьев в очередной раз указывает на необходимость использования средств этого фонда внутри России. Напомню, что сам Путина дважды декларировал необходимость траты стаб. фонда внутри России. В апреле 2007-го он обещал направить стаб. фонд на развитие системы ЖКХ и новых технологий. После президентских выборов в своем Послании Федеральному собранию в декабре 2012 года Путин точно так же обещал: «Наши национальные накопления должны работать в стране и на страну, однако пока средства Фонда национального благосостояния практически не вкладываются в развитие. Мы договорились – помню об этом хорошо и с этим согласен, – что после того, как Резервный фонд превысит 7 процентов ВВП, мы можем направлять половину доходов сверх этого уровня в российскую экономику, главным образом в инфраструктурные проекты.» Несмотря на ажиотаж, поднявшийся вокруг второго обещания, особенно г-ном Жириновским, Путин его снова не выполнил. Глазьев же умудрился даже не поставить вопрос о возврате фондов из США.

Глазьев не совсем корректно привязывает ставку рефинансирования к Вашингтонскому консенсусу.
Ставка рефинансирования, например, в Аргентине в 1995-м составила 6,2%, в 2000-м, до дефолта, до того момента, когда Аргентина не стала еще пытаться вырваться из-под опеки США с ее «консенсусом» – 8,5%.
В России в 1992-м ставка повышалась от 20% до 80%, в 1993 г. повышалась от 80% до 210%, в 1995-м ставка составляла 200%, в 1996-м снижалась от 120% до 60%, в 1998-м ставка рванула до 150% в 2000-м падала от 55% до 28%.
В 2012-м ставка в РФ составила спокойные 8,25%, но это официальные данные. Реально взять кредит в РФ можно лишь под 18% минимум в банке типа «Москва» до 22,5% в Сбербанке.
В противоположность, ставка ЕЦБ варьируется от 0 до 2,5%, в качестве эксперимента для повышения спроса предлагаются отрицательные ставки.
Почему такая разница, где логика? А в том логика, что владелец банка, управляющий банка ведет себя по принципу таксиста в аэропорту. Сидит таксист, ждет богатого клиента. Снизил бы цену – гораздо больше пассажиров бы увез, был бы больше оборот, был бы богаче таксист. Но ведь это работать надо! А тут сидишь, ждешь…
Кроме того, есть подозрение, что настолько высока ставка рефинансирования потому, что многие российские банки – вообще без капитализации, а подкупить аудит в России – проще пареной репы, берут эти банки в той же Европе кредит под, скажем, 4%, а продают его в России, допустим, под 12%. Не выходя из офиса…

Что касается эмиссии. Как отметил еще в 1924 году Е. А. Преображенский, инфляция является видом дополнительного государственного налога – вот о каком эмиссионном доходе говорил Глазьев. Эта эмиссия ведет к инфляции, т.е. к наполнению экономики деньгами, не обеспеченными товаром. Причины эмиссии – вовсе не закупки валюты, а покрытие дефицита бюджета, вызванного, скажем, военными расходами. Государство не в силах ни устранить инфляцию, ни регулировать ее, оно способно только ограничивать ее. Как, например, были вынуждены ограничить инфляцию страны для вхождения в ЕС. Капитализм не может обойтись без инфляции, ее ограничение накладывает ограничение на само развитие экономики. Которое при капитализме осуществляется за счет ограничения потребления низов, что, в свою очередь, само ограничивает развитие экономики и заставляет правящий класс ограничивать инфляцию. Большая инфляция – есть прорывы, малая инфляция – есть социалистическое спокойствие. Следовательно, эмиссия в РФ вовсе не обусловлена и не ограничена закупками иностранной валюты.

Конечно, Глазьев верно указывает на необходимость финансового и банковского контроля для снижения инфляции. Однако сам же указывает на вздувание цен монополиями. Если инфляция составляет 7-8%, то рост цен – в полтора, а то и три раза больше. Рост следует за индексацией зарплаты, индексация, как правило, меньше роста цен. Что уже само по себе порождает инфляцию. А также приводит к снижению спроса, что ведет к снижению производств.
Таким образом, контролем дело кончиться не может, без ограничения цен не обойтись. Никакой налог Тобина, это открытие анти- и альтерглобалистов, не поможет
Но и ограничение цен происходит не просто так. Как говорил в начале прошлого века председатель Американской федерации труда Сэмюэл Гомперс, главное преступление капиталиста – сокрытие прибыли. Российский предприниматель скрывает прибыль в оглушительные накладные расходы, в которых львиную долю он назначает в расходы на управление. Если кто помнит, ранее в структуру накладных включали еще и представительские. Куршавели и пр.

То есть. Вместо того, чтобы обложить налогом расходы на управление, правительство облагает налогом МРОТ. Вместо того, чтобы снизить налог на низкие зарплаты, тем самым уйти от зарплат в конвертах и обеспечить ПФР, вместо того, чтобы увеличить налог на добычу полезных ископаемых (ныне ставка – от 0% до 8%) и ввести прогрессивный налог на высокие доходы.
Совокупная налоговая ставка в РФ почти на 12% выше, чем в Евросоюзе. К таким выводам пришли эксперты аудиторско-консалтинговой компании PricewaterhouseCoopers (PwC), сложив три эффективные ставки - налог на прибыль (7,1%), налог на зарплату (13%) и «прочие налоги».
Согласно оценкам экспертов компании, приводимым в докладе «Paying Taxes 2013», совокупная средняя эффективная налоговая ставка на бизнес в России составляет более 54,1%, что значительно превышает уровень налогового бремени в странах Европейского Союза (42,6%) и в целом в мировой экономике (44,7%).
Для сравнения, средняя налоговая ставка в крупных экономически развитых странах с высоким уровнем жизни населения, входящих в состав группы ОЭСР, не превышает 42,7%. В странах Латинской Америки и Карибском бассейне - менее 47,2%, в странах Восточной Европы и Центральной Азии - менее 40,5%. В Казахстане средняя налоговая ставка всего 29%. В то же время в других странах БРИК совокупная ставка еще выше, например, в Китае - почти 64%. Суть же не в совокупном налоге, а в структуре налогообложения!
Налоги высоки, однако в нашем тоталитарном государстве государство настолько слабо, что оказалось не в состоянии не то, что собрать прогрессивный налог на богатых. Оно не в состоянии вообще как-либо контролировать сбор налогов. Вся страна платит налоги, пропуская деньги через фирмы-однодневки под 5-6%. И зачем чиновникам с этим бороться, если они сами участвуют в таком бизнесе.

Глазьев правильно говорит и о необходимости закупки новых технологий, скажем, точно так же поступало правительство Японии, что и вызвало ее небывалый взлет. Никто не спорит: нет ничего важнее ТНП. Но. Каждый раз нужно понимать, кто всё ЭТО будет делать.

Как известно, бегство капитала обусловлено, например, тем, что капитал ищет дешевую рабочую силу, дешевое сырье и т.д. Стаб. фонд бежал в США по иной, указанной во всех справочниках, причине – из-за неспособности элиты им распорядиться. Что касается управленческого аппарата – тут всё ясно, одни фамилии Сердюкова, Ливанова, Грефа, Кудрина, Зурабова, Чубайса, Кириенко, Нургалиева и пр. чего стоят, не говоря уже об обескураживающее интеллектуальной, под стать Псаки, Госдуме РФ. Но речь идет в первую очередь об олигархической верхушке. Скажем, Вексельберг оказался попросту не в состоянии создать центр Сколково, провалил проект, аналогично тому, как Чубайс - не смог организовать развитие нанотехнологий. Во-вторых, ВСЯ армия предпринимателей – профнепригодна. К примеру – строительство дорог, которое при цене рабочей силы вдвое ниже обходится вдвое дороже, чем в Европе. И не только потому, что предприниматели скрывают прибыль в накладные.
Как известно, если норма прибыли предприятия оказывается ниже средней, то на следующем шаге воспроизводства она станет еще меньше средней. Дело может кончиться банкротством. Потому на Западе предприниматели стараются конкурировать, снижать издержки, вводить новые технологии и т.п., чтобы достичь средней нормы прибыли.
Не то в России. Отечественный предприниматель легко достигает средней нормы прибыли путем замораживания или невыплаты зарплаты.
И как по-другому-то, если российский предприниматель – либо закончил профком или комитет комсомола какого-нибудь факультета в каком-либо вузе, либо милиционер или КГБ-шник, либо уголовный авторитет.
То есть: без массовых зачисток не обойтись. Прожект же Глазьева напоминает реформу Столыпина, который хотел сохранить самодержавие путем решения аграрного вопроса, но при этом не ущемлять дворянско-помещичье сословие, опору царского режима, заинтересованное сохранить свои латифундии. Так, в своей речи, посвященной Новороссии, этот рафинированный умник не придумал ничего другого, как вкупе с массой общих мест повторить газетное клише, что США провоцируют Россию втянуться в войну, т.е. в защиту детей Новороссии от гибели, т.е. провоцируют Путина выполнить данные им обещания жителям Новороссии.
Ситуация усугубляется тем, что реформа образования, которая привела к его коммерциализации и надписям на столбах «рефераты, курсовые, дипломы, диссертации тел. …», породила армию дипломированных кретинов. Эта армия заполонила не только управленческую элиту, но и заводы. Скоро уйдут старые управленцы, и промышленность рухнет.
То есть: если и состоится НТП, то новые технологии не смогут опуститься на разваленную технологическую производственную базу.
С другой стороны, скоро исчезнет старый советский креативный класс, который является единственным реально креативным в современной России.

То есть. Невозможно сдвинуть экономику РФ с мертвой точки путем только отказа от Вашингтонского консенсуса. Необходимо, как мы видели, комплексное решение.